В России сексуальная свобода ушла в тень и обзавелась правилами конспирации.
Как пишет The Insider, после декабрьской «голой вечеринки» и череды облав силовиков организаторы распались на лагеря: одни свернули проекты, другие ушли в тантру и терапию, третьи демонстративно отмежевались от ЛГБТ, но большинство продолжает встречи — тайно, по рекомендациям и без лишнего шума.
Рейды стали спектаклем на камеры. В мае силовики пришли в московский свинг-клуб Bizarre «в рамках профилактически-фильтрационных мероприятий по подозрению в ЛГБТ-пропаганде». В августе в Екатеринбурге суд назначил 200 часов работ организатору Blue Velvet Станиславу Словиковскому: поводом стало фото моделей на андреевском кресте — этот БДСМ-атрибут судья посчитал «религиозным символом». Сам Словиковский готов оспаривать приговор, но вечеринки остановил.
Давление усиливают и ультраправые активисты. Свидетель рассказывает о налёте боксера-«борца за нравственность» на доминирую и её «нижнего» со словами: «Ты же мужик! Почему ты это делаешь, почему тебе это нравится?» Параллельно в сетях множатся доносы: «Свингеры оккупировали карьер для оргий и шабашей». Вскоре полиция разогнала фестиваль BDSM Fishing, работавший на одной площадке десять лет.
Свинг-индустрия приспособилась быстрее всех. Лидер «Своих Людей» Илья Лукичев уверяет, что майский налёт — «ошибка адреса», а спрос не падает: клубы сменили афиши на «Мы поддерживаем семейные ценности и против ЛГБТ», народ реже ходит в постоянные места, но бьёт рекорды на выездных фестивалях. Другие организаторы отказываются от такой плашки: при размытых формулировках закона безопасность всё равно не гарантировать.
Рынок раздвоился. Часть кинки-сцены закрылась и ушла в «образование»: тантра, консультации пар, «осознанность». Часть — в подполье: квартирники на 30 человек, коттеджи «в 20 минутах от МКАД», пентхаусы с отдельным входом. Дресс-код внешне скромный, внутри — раздевалки и антураж, от крестов до сценических шоу. Цены варьируются от 6–7 тысяч за «домашний» формат до десятков и даже сотен тысяч за элиту.
Отбор стал жестче: анкеты, интервью, вход «через одно членопожатие». Вопросы о гомофобии стали фильтром; инструктаж волонтерок — «не переборщить с лесбийской историей». При этом участники говорят о «второй жизни» и эмоциональной разрядке, но есть и обратная сторона: героиня материала признаёт, что «секс-позитив» однажды разрушил её брак и маскировал внутреннюю пустоту.
Итог парадоксален. Самые «белые» и безопасные форматы с медосмотрами, охраной и публичностью первыми ушли в небытие. А подполье, которое власть обещала искоренить, лишь укрепилось, освоив новые дисциплины — от криптологии до психотерапевтического словаря.
